Чому ми так мало знаємо про правий екстремізм в Україні?

...ситуація загострюється тим, що політтехнологи ПР використовують протистояння нібито "фашистів" (проукраїнських етно-націоналістів) і нібито "антифашистів" (проросійських пан-націоналістів) як інструмент легітимації авторитарного режиму Януковича. (рос)

Поразительно, но политическая и историческая науки пока почти полностью игнорировали радикальный национализм в сегодняшней Украине.

Отсутствие постсоветских украинских правоэкстремистских студий вряд ли объясняется относительным электоральным неуспехом соответствующих групп, до выборов в Тернопольскую облраду весной 2009 года.

Радикалы: националисты и панслависты

Еще задолго до того, как ВО "Свобода" приобрела общенациональную известность, уже можно было расследовать целый ряд более или менее радикальных этно-националистических организаций и групп, преимущественно имеющих свою базу в западной Украине.

Речь идет, к примеру, о Социал-национальной партию Украины, Конгрессе украинских националистов или Украинской национальной ассамблее–Украинской народной самообороне.

К разряду своеобразных реакционных и откровенно антилиберальных партий, помимо ряда мелких панславистских организаций, как "Русский блок", "Родина" и другие, стоит отнести и Прогрессивно-социалистическую партию Украины, которая была популярна и представлена в ряде региональных и местных советах восточной и южной Украине в течение многих лет.

Будучи радикально-пророссийской силой, с тесными связями с русским фашистом Александром Дугиным, ПСПУ играла на национальном уровне заметную политическую роль до и после 2000 года. Тогда у партии была небольшая фракция в ВР, а ее лидер Наталья Витренко претендовала на роль серьёзного кандидата в президенты.

В определенном смысле, ещё более значительную Компартию Украины тоже можно отнести к этим всего лишь условно левым партиям Украины.

Условно – потому что главными идеологическими прерогативами для них является не только и не столько их социально-экономическая доктрина, сколько ориентация на Москву и некую общерусскую, восточнославянскую, евразийскую цивилизацию.

Если же рассматривать концепцию политического экстремизма ещё шире, то первоочередным заданием исследований украинского параноидного антизападничества, постсоветского авторитаризма и откровенного анти-либерализма был бы анализ деяний Партии регионов или, по крайней мере, части дискурса сегодняшней правящей партии Украины.

В 2011 году Тарас Кузьо (Торонто) в англоязычной статье "Советские конспирологические теории и политическая культура Украины", например, предложил рассматривать Януковича не только как клептократического диктатора, но и как последователя и пропагандиста неосоветской, антиамериканской теории заговора для объяснения "оранжевой революции".

Недавно Михаэль Мозер (Вена) в своей англоязычной монографии "Языковая политика и дискурс о языках в Украине при президенте Викторе Януковиче" детально продемонстрировал высокий заряд парадоксальной украинофобии в гуманитарной политике украинского государства 2010-2012 годов.

Такое долгое относительное невнимание к проблеме постсоветской ксенофобии и конспирологии в Украине со стороны украинских историков и политологов, а также со стороны международного сообщества славистов и специалистов по интегральному национализму – вызывает удивление.

Слаборазвитость международной украинистики

Первая и, пожалуй, наиболее веская причина почти полного отсутствия научной литературы об украинских крайне правых заключается в том, что история, общество и политика Украины в целом являются плохо исследованными.

Академическая украинистика представляет собой непропорционально малую субдисциплину восточноевропейских студий и посткоммунистических исследований.

Сообщество видных международных экспертов по Украине – это небольшой клуб нескольких десятков часто изолированных специалистов в Европе и Северной Америке, которые, как правило, играют незначительную роль в своих научных дисциплинах: славистика, политология или история.

Таким образом, почти полное игнорирование наукой постсоветского украинского правого радикализма является лишь следствием печального положения дел в украинистике в целом.

Деформация постсоветской политологии

Во-вторых, часто не полностью осознанным, но коренным отличием постсоветской политологии по сравнению с западной политической наукой является то, что многие новоиспечённые политологи бывшего Советского Союза в своё время получали философское, юридическое образование – а не подготовку в какой-либо наблюдательной науке.

Или же они учились под руководством ученых, чьи онтология и методология исследований были сформированы в рамках неэмпирических дисциплин, таких как философия, юриспруденция, математика, логика.

Многие ученые с подобным бэкграундом не проявляют особый интерес к тонкостям научного дизайна и процедуры проведения систематического сбора, анализа, сравнения и изложения эмпирических данных – будь то качественных или количественных.

Они более склонны обсуждать значение той или иной политической гипотезы, исторического сценария, социальной схемы, политологического классика, влиятельного текста или научного термина.

В результате этого искажения, с одной стороны, в постсоветской политологии накопился избыток теоретических, философских, историософских, толковательных и концептуальных дискуссий. А с другой – поразительный недостаток первичных эмпирических исследований, не только номотетического, но и элементарного идеографического характера.

Примечательно, например, что в России подавляющее большинство ценных эмпирических исследований российского правого экстремизма постсоветского периода проводилось двумя гражданскими организациями – агентством "Панорама" Владимира Прибыловского и центром "Сова" Александра Верховского, которые не имели каких-либо связей с российской академической сферой.

Учитывая, что в Украине нет эквивалентов "Панорамы" или "Совы", в стране пока отсутствует серьёзная информационная база данных о правых экстремистах.

Единственным частичным исключением являются годовые отчеты по ксенофобии в Украине Вячеслава Лихачева, который в 1990-х годах работал в Москве в "Панораме" Прибыловского. Позднее Лихачев переехал в Киев, где до недавнего времени он – при поддержке Евроазиатского еврейского конгресса и ВААДа – исследовал украинский ультранационализм, язык вражды и ксенофобское насилие.

Лихачев проделал огромную работу высокого качества. Однако он не имел надлежащего официального академического статуса, и долгое время был изолированной фигурой в своей сфере.

В результате этой печальной ситуации, многие детали подъема правого радикализма в постсоветской Украине, как, например, биографии лидеров или история предшественницы "Свободы", Социал-национальной партии Украины – по-прежнему остаются попросту неизвестными.

Западная политическая наука и правый экстремизм

Третья причина почти полного, до недавнего времени, отсутствия значимых научных публикации об украинском постсоветском ультранационализме – низкий статус исследований правого экстремизма в рамках международных общественных наук в целом.

Незаинтересованность международных социальных наук в мировом правом экстремизме, как к относительно незначительному феномену западной политики, привела к тому, что они оказались не готовы к подъему и значению правого экстремизма во внутренней политике и международных отношениях посткоммунистической Восточной Европы.

В частности, западная политическая наука долго не осознавала существенную роль, которую обрели ультранационалисты в последние два десятилетия на национальном уровне в России, Сербии и, в несколько меньшей степени, в Польше, Словакии, Румынии, Венгрии.

А сейчас и в Украине.

Националистические симпатии в украинском обществоведении

Четвертая и наиболее чувствительная причина относительного академического невнимания к этно-националистическому радикализму относится к структуре историко-политических исследований в Украине.

Существует широкий ряд украинских историков и обществоведов, которые осознают себя патриотами и склонны смотреть на галицкий и диаспорский культ вокруг ОУН с пониманием или даже с симпатией.

Подобное отношение, широко распространенное в среде украинской интеллигенции, усиливается, если не вообще мотивируется, демонизацией военного крыла ОУН – Украинской повстанческой армии – как в советской пропаганде до 1991 года, так и в сегодняшних антиукраинских российских или пророссийских СМИ.

В последние месяцы, эта и без того напряженная ситуация еще более обостряется тем, что политтехнологи правящей ПР используют целенаправленную эскалацию противостояния якобы "фашистов" – проукраинских этно-националистов, и якобы "антифашистов" – пророссийских пан-националистов – как инструмент внутренней и международной легитимации авторитарного режима Януковича.

Правда, целый ряд публичных апологетов идеологии и деятельности ОУН демонстративно держат дистанцию к таким организациям, как "Свобода", "Патриот Украины" или УНА-УНСО – несмотря на то, что большинство из этих групп претендуют на роль наследников ОУН.

Стоит отметить, что для некоторых патриотически настроенных обществоведов как внутри, так и за пределами Украины, их националистические взгляды не мешают им с нужным вниманием относиться к современным праворадикальным политическим группам.

Но все же, видимо, для многих украинских демократов, либеральных интеллектуалов, прозападных журналистов и научных исследователей симпатизирующий подход к историческому украинскому радикальному национализму имеет и определенные последствия для их отношения к нео-бандеровскому крылу правого радикализма в сегодняшней Украине.

С такой точки зрения, существующие в Украине интегральные этно-националистические тенденции воспринимаются как, возможно, чрезмерные, но все же понятные, безопасные или даже желательные проявления украинской национальной идентичности и гордости.

Однако послевоенный проект европейской интеграции, к участию в котором стремится почти вся, и не в последнюю очередь, академическая элита, с самого начала являлся антинационалистическим.

Совет Европы и европейские сообщества были в первую очередь ответами на ультранационалистические эксцессы в Европе первой половины ХХ века. И, в отличие от одновременно созданного североатлантического альянса, только во второй степени – антисоветскими проектами.

Тем не менее, популярным ответом многих украинских прозападных интеллектуалов на критику украинского национализма – даже его самых ксенофобских исторических и сегодняшних проявлений – остается утверждение, что такие разоблачения находятся в русле идеологии не Европейского, а Советского Союза, и выражают не западные, а российские предпочтения.

Отсюда и множество недоразумений в отношениях украинской элиты с представителями Брюсселя и стран ЕС, особенно Польши, а также Израиля.

По всей видимости, заметный дефицит критического анализа "Свободы" и схожих партий связан именно с таким особым подходом к украинской политике со стороны патриотически настроенных историков, социологов и политологов – как в Украине, так и в среде украинской эмиграции на Западе.

Детальніша версія цієї статті буде опублікована на сайті Historians.in.ua.

Дивіться також:

Тягнибок відрікся від Гітлера: "Соціал-націоналізм - не націонал-соціалізм"

"Опозиція - фашисти!" Як це було 10 років тому. ФОТО

2004: Тягнибок виступає на горі Яворина. "Жидва" і "москалі". ВІДЕО

Чи існував український національний фашизм?

"Свободу" підставляють провокаційними листівками. ФОТО

Історик: "ОУН звинувачували навіть у праці на євреїв"

"Кто такие бандеровцы и за что они борются". Агітброшура ОУН

Передвиборчі плакати СНПУ та інших партій. ФОТО

Ярослав Пронюткін: Тут спочиватимуть наші герої: хто має право бути похованим на головному Меморіалі країни?

Національне військове меморіальне кладовище — це меморіал на багато років вперед. За всіма прогнозами поховання тут можуть відбуватися протягом наступних 40-50-ти і більше років. Меморіал призначений винятково для військовослужбовців — тих, які загинули в бою під час цієї війни, та тих, які мали видатні заслуги перед батьківщиною, та покинуть цей світ через дуже багато років.

Зоя Казанжи: Винні мають бути покарані

Володимира Вакуленка, українського письменника вбили росіяни. Дата його загибелі достеменно невідома. Ймовірніше, це сталося між 24 березня та 12 травня 2022 року. Після того, як Ізюм звільнили ЗСУ, у місті виявили масове поховання – понад 400 тіл. Під номером 319 було тіло Володимира Вакуленка.

Євген Гомонюк: Французькі скульптури у Миколаєві

Що спільного між найстарішим міським театром, Аркасівським сквером і зоопарком у Миколаєві? Власне французький слід. Всіх їх об’єднує художня французька ливарня Валь Д'Осне з головним салоном в Парижі, чия продукція в різні часи прикрашала ці три локації. Мова йде про п’ять найвідоміших в Миколаєві декоративних садових чавунних скульптур. Одна з них, на жаль, була втрачена ще у 1990-ті роки, інші чотири можна побачити і сьогодні.

Юрій Рудницький: Варшавська угода. Як і чому сталося так, а не інакше

22 квітня 1920 року між Україною та Польщею була укладена Варшавська угода, відома також як "пакт Пілсудський-Петлюра". Щоправда, під угодою немає підписів ані одного, ані іншого.