Битва під Ковелем. Щоденник офіцера Першої світової

"Були випадки, що офіцер, який погано ставився до солдат, був важко поранений. І жоден із солдатів не допоміг йому, а, проходячи повз, посміювалися, кажучи: "Струнко! Підтягни ремінець!". А деякі самі ж убивали своїх офіцерів".

Станом на початок 1916 року Східний фронт Першої світової війни стабілізувався на лінії Рига-Пінськ-Броди-Тернопіль-Чернівці. За попередні півтора роки війни Російська імперія втратила значну частину своєї і захопленої території - від Галичини до Литви. Фронт просунувся на схід на кількасот кілометрів.

У червні 1916 року Російська імператорська армія розпочала нову наступальну операцію, відому як Брусиловський прорив. Фронт удалося посунути на захід, захопивши Луцьк, Чернівці і Станіславів (Івано-Франківськ).

Щоб захистити Ковель, який уже тоді був важливим центром залізничних комунікацій, Німецька та Австро-Угорська імперії перекинули на Східний фронт додаткові сили і спробували контратакувати. У липні 1916 року Російська імперія теж вводить резерви. Розпочинається битва за Ковель.

Армії російського імператора вдається просунутись уперед іще далі на захід, але тільки на 10 км. Німецько-австрійські війська побудували щільну ешеловану - з бетонними укріпленнями - оборону на західному березі річки Стохід (притока Прип'яті).

 Лінія Східного фронту в Україні у червні (червона суцільна) і вересні (пунктир із крапкою) 1916 року. Зеленими цятками виділено територію, описану в даних мемуарах

"Историческая правда" опублікувала уривки із щоденників прапорщика Костянтина Ананьєва, який служив молодшим офіцером 1-ї роти 405-го Льговського піхотного полку під час боїв на Стоході восени 1916 року.

Це свідчення жахіть грандіозного конфлікту, який досі у європейській пам'ятті називається "Великою війною". Перша світова кілька разів прокотилася територією України, спричинивши смерті і руйнування. І з обох боків фронту в ній брали участь українці (зверніть увагу на прізвища в записах Ананьєва).

--------------------

6–22 сентября 1916 г.

Я думал, как и все остальные, что мы отдохнем здесь как следует, но оказалось, что наш полк теперь состоит в "Особой армии", 25-го корпуса, командир ген[ерал] Гурко. Ввиду этого нам пришлось передвигаться с места на место.

Стояли в разных местах по 2-3 дня и шли дальше, и в течение 2 недель мы сделали больше 100 верст.

И переходы всегда являлись неожиданными; только заснешь, приходит вестовой: "Полк уходит". Страшно не хочется одеваться и идти в этой осенней темной ночи, тем более что только сделаешь блиндаж — печку, так хорошо и уютно, и вдруг иди, куда? зачем? Никто не знает.

Всегда, конечно, моментально вскакиваешь, винтовку на плечо и идешь. Иногда попадались большие переходы, под конец едва ноги тащишь, а солдаты идут молча, когда устанут, ни одного слова не услышишь из идущих сзади рядовых, а на привалах моментально ложатся где попало, и через мин. 5 добрая половина спит.

Придя на другое место, не знаешь, где будешь спать и как. Чаще всего найдешь, если есть, какой-нибудь блиндажик и прямо спать, хорошо если заснешь, а то от холода не знаешь, куда деться.

Особенно последняя стоянка; привели днем в лес, ровным счетом ничего нет, а наши солдатики и палаток разбивать не хотят, т. к. видно, что мы с каждым днем ближе двигаемся к позиции, а отсюда уже 6 вер. и целый день гремела артиллерия.

Мы стояли около шоссе на Затурце [село Затурці Локачинського району Волинської області, по дорозі з Луцька на Володимир-Волинський - ІП], по которому мелькали артиллерийские зарядные ящики, мчавшиеся к позиции, шли небольшими группами пленные и беспрерывной вереницей шли и ехали раненые, впереди шел сильный бой.

Затурці, маєток шляхтичів Липинських. У Першу світову маєток зазнав великих ушкоджень, його перебудували з фундаменту. Тут народився теоретик українського консерватизму В'ячеслав Липинський. Фото: ЖЖ mr-brut

... В 1 час. дня, не успели пообедать, как раздалось известие: 1 и 3 бат[альоны] выходят на поддержку.

Собрались, пришел ком[анди]р  полка, сказал речь, в которой больше всего напирал на то, что когда займут первую линию, не останавливаться, а двигаться безостановочно вперед, за 2-ю и 3-ю линию, ввиду того, что артиллерия прот[ивни]ка отлично пристрелялась к своим окопам. Затем, пожелав нам всего хорошего, он приказал нам двигаться.

Затем велел 3-го офицера в роте оставить здесь, в резерве, на случай убыли. Прапорщ[ик] Кобелев оставил меня. Вот 1-я рота идет мимо меня, я прощаюсь с ней, говорю, что когда выбудут офицеры, я сразу же буду среди них. Моему вестовому Виничуку очень хотелось остаться со мной, но было нельзя, и ему пришлось, выложив мои вещи, догонять роту.

Аеростат спостереження

Пошел в штаб полка — хожу как помешанный, будто чего-то не хватает, адъютант заметил это и говорит: "Прапорщ[ик] Ананьев — жаждет крови". Я действительно чувствовал себя одиноким без солдат и как будто виноватым, что не пошел…

Здесь уже собрались все офицеры, назначенные в резерв. Пошли на бугор наблюдать за артиллерийской подготовкой. 7 наших наблюдателей висело и, вероятно, тоже смотрели на разгорающийся бой.

Наверное, шла атака — там, где шел бой, было совершенно темно, только слышались далекие разрывы да иногда блеснет красная или зеленая ракеты. Бой начался. Не успели мы прийти, как последовало приказание выступить.

Вот мы уже растянулись на опушке леса, догнали те батальоны и поротно быстро двигались вперед, мимо шли бесконечные вереницы раненых, шли они и с ранеными руками, и ногами, и головой, запыленные, грузные, опираясь на винтовку или на товарища.

 Солдати Німецької імперської армії, убиті біля річки Стохід, літо 1916 року

Шли массы контуженных — это бы пьяные, с бессознательным выражением лица, пошатываясь, медленно тащили они свои ноги один за другим, и несмотря на такое состояние, сзади волочили винтовку, тоже грязную и запыленную.

Наши солдаты спрашивали, как дела? А те лишь отвечали: "Ад! Братцы, Ад!". Мимо то и дело проносились зарядные ящики — спеша скорее доставить на батарею снарядов. У штабов полков царил беспорядок, резервные полки как-то путались, чего-то стояли, да и впереди, очевидно, были дела плохи. Только земля вздрагивала от такой пальбы.

Находясь близь полк[овника]Шаматова, я видел, что напрасно он кричал: "1 и 3 бат[альоны], поверху сюда" — никто его не слыхал, и около не было ни одного вестового, а полк остался сидеть в окопах.

Солдати Російської імператорської армії, убиті біля річки Стохід, літо 1916 року

Я послал с этим приказанием солдат и через ½ часа наши батальоны цепью двинулись сюда. Начинало смеркаться, я нашел блиндажик, посидел там немного и вышел, по-прежнему шли массы раненых, а на носилках то и дело приносили тяжело раненых.

В это время наши 1 и 3 бат[альоны] сменяли на передовой позиции Фанагорийский, Пултусский, Астраханский полки, которые, потеряв массу людей, постепенно отходили назад… Часов в 12 я заснул в блиндаже, с трепетом ожидая завтрашнего дня, сквозь сон слыхал, как мимо прошел сумасшедший, смеявшийся громко в темноте ночи…

23 сентября

С утра жду — что вот скоро начнется бой, …и я пойду туда…

Но скоро узнал, что сегодня не предполагается ничего и что все офицеры ушли в окопы, я тоже собрался и с прап[орщик]Марченко тронулся в путь…

По всему ходу сообщений до резервной лощины виднелись лужи крови, брошенная амуниция, окровавленные бинты и т. п. В лощине лежали груды собранных русских винтовок, патронов, фляжек.

Наслідки війни. Це і три попереді фото зроблені одеситом Володимиром Агте, офіцером зв'язку при штабі 22-ї піхотної дивізії РІА

Чем ближе подвигались мы к передовой линии, тем более был разрушен ход сообщения. Передовая линия была вся переворочена, лишь в некоторых местах оставалось все цело.

Я заглянул в бойницу, как раз у бойницы лежал лицом ко мне убитый мл[адший]ун[тер]-оф[ицер]. Я отшарахнулся. Идя по окопу, я встретил спину, торчащую из земли, засыпанного солдата, в другом месте торчала рука санитара. В проходах один на другом лежали убитые…

Я выглянул в сторону противника через бруствер и увидел массы наших солдат, лежащих в разных положениях вплоть до его окопов, один солдат пытался сдвинуть рогатку, но… упал убитым, а руки так и остались закоченевшими, будто бы ловили что-то в воздухе.

Иначе говоря, все пространство было завалено нашими трупами.

Рогатки разнесены в щепу. В земле не было такого места, которое бы не треснуло от колебаний воздуха. Идя по окопу, можно было увидеть только лицо — туловище было засыпано, или с бруствера свешивался труп, глядя на проходивших широко открытыми глазами…

Господи! Что, если бы эту картину увидали их близкие… Я мысленно представляю около каждого его семью… детишек… Бедные… Царство Вам небесное. Вы исполнили все, что могли, перед Родиной и совершили самый геройский подвиг — положили душу свою за Царя и Родину.

Войдя в блиндаж, я увидел офицеров I-го бат[альона], спящих один на другом. Не стал их беспокоить, пошел к солдатам. И сегодняшнюю ночь провел в одном блиндаже с ними.

24 сентября 1916 г.

Сегодня ночью нас сменил другой бат[альон], а мы встали в резерв. Говорят, завтра будет бой — наш бат[альон] будет в резерве. В 4 часа тех офицеров, которые были в резерве, потребовали в штаб полка. Распрощался со всеми. Прапорщ[ик]Суходолец — все пытался меня поцеловать, воображая, что я барышня, а прапорщ[ик] Рогач угрюмо протянул мне руку, и я ушел.

Зашел к вз[водному] Молибог и фельдфебелю, сказал, что завтра будет наступление, говорил, чтобы не унывали, если ранит, поедешь в Россию, отдохнешь… Дал бы Бог, говорили они… Распрощавшись с окружившими меня солдатами, я, еще раз обернувшись, ушел в ход сообщения и через 10 мин. был в штабе полка.

Наступление назначено завтра в 6 часов утра. Я опять ушел в тот же блиндаж, вместе со мной спали и беседовали прапорщ[ик] Костин и Гейкле. Ночью Гейкле назначили адъютантом к ком[анди]р у I-го бат[альона], час. в 4 ут. ушел и Костин.

Війська імператора Миколи ІІ на позиціях

Часов в 7 ут. я, только заслышав орудийные выстрелы, выскочил из блиндажа; подумав — началось… и какая-то нервная дрожь пошла по телу. Наступление назначили в 4 часа.

В 12 час. началась артиллерийская подготовка и, постепенно усиливаясь, перешла в сплошной гул к 4 час.

Как только наши вышли из окопов, по направлению к ним взвились одна за другой красные ракеты и сюда посыпался дождь заградительного огня, затикали пулеметы, затрещали винтовки. Немцы вытащили пулемет на бруствер, а сами, наполовину высунувшись из окопа, стреляли и бросали в наших бомбы, но скоро были осажены нашим пулеметом.

В некоторых местах наши ворвались в окопы прот[ивни]ка, дрались с пулеметчиками, прапорщики Маков и <…> пытались остаться там, но были убиты… а остальным без поддержки пришлось отойти и окопаться. В некоторых местах заграждения были целы.

Бой разгорался сильней и сильней. Красные, зеленые, белые ракеты то и дело взвивались вверх. Резервные батальоны через параллели перебегали вперед…

Резервные офицеры один за другим уходили на пополнение, а из боя уже шли раненые офицеры и солдаты, я вглядывался в лица, но не находил 1-й роты. Бегал к адъютанту, спрашивал, как дела; говорит, что "заняли 3 линии". А справа, вдалеке соседние полки тоже шли вперед, и оттуда еле-еле слышалось: "Ура!!!". Шли раненые офицеры и ворчали: "Эти проклятые параллельки нас погубили".

В ½ час. и меня потребовали к адъютанту, он мне говорит: "Вот и Ваша очередь настала". Меня, как я просил, назначили в 1-ю роту. Я пошел с прапорщ[ик] Бакланом. Беру в руки лопатку, прощаюсь с Парамонычем (подпор[учиком] Якуниным), который искренно желает мне всего хорошего, и скорым шагом идем вперед. Мимо идут раненые без конца…

 Британський військовий кореспондент замалював бій на Стоході, осінь 1916 року

Почти у самой передовой линии немец, пустив красную ракету, начал обстреливать то место, где шли мы, мы прислонились к стенке хода сообщ[ения], засыпало землей, пр[апорщик] Баклан хотел идти назад, я его остановил, Виничук надел маску и зарылся в земле.

Через 5 мин. мы бежим по разрушенному ходу сообщ[ений], но попадаем в тупик, идем назад, встречаем 11 роту 406-го полка, которая бежит назад — мы ее остановили и погнали вперед, угрожая бомбой и револьвером, — они пошли. По пути вернули и наших солдат.

Идя по ходу сообщения, мы встречали массу убитых, местами валялись руки, ноги… В общем, картина гораздо хуже, чем 24-го… Начинали надвигаться сумерки…

Иду по окопу, все поправленное вновь забито, разбито хуже прежнего…Кое-как нашел блиндаж ком[анди]ра бат[альона], там полно вестовых и телефонистов, на наре лежит тяжело раненый вестовой и просит скорее его унесли, но санитара нет, и ему пришлось ждать… Узнаю скорбную вещь: прапорщики Рогач и Суходолец убиты… вот она, жизнь наша…!

Что это, судьба или нет? Мне кажется, что в таком бою, как этот, судьбы нет. Так, так безумно жаль стало погибших товарищей, только вчера ведь я ушел, оставив их жизнерадостными.

Не знаю, пр[апорщик] Суходолец, наверное, предчувствовал смерть, и в резерве, видя, как несут убитых, сказал Рогачу: "Вот и нас скоро так понесут…". Бедняга! Даже не успел и папиросы изо рта вынуть, так и остался с ней убитым… хорошо, что хоть наповал, без мучений.

Пр[апорщик] Рогач — все-таки успел расстегнуть шинель, пояс… но умер, не успев перевязать раны…

Вышел из блиндажа, они рядом без фуражек и шинелей лежат на ступеньке окопа… Герои!!! Я чуть-чуть не разрыдался, видя эти близкие лица…

Ни одни они пали жертвой сегодняшнего боя. Ком[анди]р  4-го бат[альона] подполковник Приезжев убит — половину головы снесло… остались лишь его большие усы… вместе с пр[апорщиком] Соковым, которому туловище буквально разворотило…

Пр. Костин убит при перебежке через параллели. Пр[апорщик]Коцубинский тоже… Ах! Масса убитых офицеров — 11 чел. и раненых 17 чел…

Узнаю, что первой линии не взяли, а окопались около его заграждений. На поддержку не подошел 406-й полк, и нам пришлось остаться ни при чем… Соседний полк хорошо шел…, но слева Гроховский полк не вышел…

Пришел подпор[учик] Машков, написали донесение ком[анди]р у полка о положении 1-го бат[альона], иначе говоря, всего полка, т. к. все роты и батальоны перепутались. А 406 полк уже стал частями на передовой линии, а наши солдаты бродят и не знают, что делать… Офицеров нет… Узнали, что 406 полк нас сменит, я пошел за заграждение собирать оставшихся солдат, один за другим шли они, испуганные, потрясенные ужасом боя…

Я указывал им путь в резерв и говорил, чтобы там собирались. Всюду по окопам лежат трупы, кровь целыми лужами стояла в окопах… Узнаю, что в I роте убиты хорошие солдаты. Раненые лежали почти во всех блиндажах…

Санитаров нет… некому спасать героев… и некоторые уже хрипели предсмертным хрипом… Увидел лежащего тяжело раненого гренадера I-й роты, приказал солдатам нести его, он, бедный, так просил: "Господи! Скоро ли меня подберут… Ой! Ой! Тяжело!..." и громко стонал…

Идут наши герои, оставшиеся в живых, а высшего счастья для них нет — только бы уйти в резерв, отдохнуть…

У немца тихо, тоже обошлось не без потерь. Пришли и оставшиеся офицеры пр[апорщики] Кобелев и Гейкле, и мы вместе тронулись в резерв.

Річка Стохід, яка стала тереном військових дій. Це фото і нижче: board.lutsk.ua

Идя по ходу сообщения, я наступил на что-то мягкое, посмотрел — человек. Пошли не туда, вышли опять на передовую линию, пришлось вернуться, но я уже напряженно смотрел, где лежит убитый, и кое-как на мускулах перебрался через него.

Сзади нас шли солдаты, несшие убитых товарищей… Пришли в резерв, собрали роты, сосчитали людей, осталось по 70-80 чел. от роты, а в 13 роте — 25 чел…

Встретили ком[анди]ра 406 полка полк[овника] Науменко, он шел, злобно помахивая палкой, ведь его полк не подоспел к нам, хотя он и стрелял из револьвера, и гнал солдат, и обещал поставить пулемет, но ничего не вышло. Нач[альни]к дивизии на него страшно разорялся.

Когда солдаты подошли, мы, построив их, двинулись в штаб полка. Здесь солдаты разбили палатки, а мы нашли блиндаж и скоро заснули.

...

В один прекрасный день вышли мы на занятия, я построил роту во взводной колонне, приказал снять всю амуницию и начал им объяснять о взятии высоты 114,8.

В это время летевший наверху аэроплан прот[ивни]ка, вероятно, начал сигнализировать, и разрывы снарядов слева начали приближаться ближе и ближе, вдруг один снаряд сделал перелет и разорвался в метрах 100-х сзади, я скомандовал: "одевайся", в это время слышу, летит еще… чувствую, что если не попадет в роту, то разорвется очень близко, кричу: "Удирай в лес!".

Рота разбегается, я тоже несусь вовсю в лес, а он ближе, ближе, думаю, вот в меня… Трах! Дзи-инь-нь — запели осколки, чувствую, что жив, бегу дальше, что-то печет в левой ноге — думал, ранен, оказалось, горячим воздухом контузило. Ну слава Богу!

Но не обошлось и без потерь, в 15 роте убило только что прибывшего прапорщ[ика] Коломийца — жаль беднягу, еще даже не был в окопах, и под недолет до роты попала 4-я рота, и там 1 убило, 3 ранило.

Есть все-таки на Руси скверные люди, который, может быть, через секунду сам будет убит, — а он нет, совершает позорнейший для человека в такую минуту, в минуту страшного боя, такой поступок, особенно солдату, ведь позоришь себя и роту и всех, так, у нас в полку после боя 25-го сентября, когда снесли всех убитых офиц. в одно место и положили у околотка, на носилки, то почти все были без… сапог, и ни у одного офицера не осталось и следа пребывания денег или каких-либо других ценных вещей…

Как это ни позорно, как ни грязно, но, к сожалению, — факт. Солдаты и санитары во время боя, правда, не все, а лишь самые бездумные твари, занимались мародерством — обирали своих офицеров, а ведь пули свистят кругом, и он подползает, и начинает шарить по карманам, и стягивать сапоги, не для себя, а с целью продать.

И вот ввиду такого гнусного поступка ком[анди]р полка приказал произвести обыск у всех н[ижних] ч[инов]. Выстроили их и начали осматривать, осмотрели все, и белье, и шинели, но ничего не нашли. Воры-мародеры оказались напрактикованными.

1 октября 1916 г.

Созвав всех офиц. полка, ком[анди]р  полка объявил, что мы пойдем еще раз в наступление на высоту 114,8 и что ее решено взять во что бы то ни стало, положить массу солдат, но взять.

2 октября 1916 г.

С наступлением темноты 1 и 2-я роты пошли на ночную работу. Пришли в штаб дивизии, там нам саперный офицер объяснил, что наши роты будут строить наблюдательный пункт для дивизионного ком[анди]ра.

Пункт уже пытались строить, но немец тяжелыми снарядами разгонял рабочих, т. к. хотят построить его на высоком бугре. И вот нам была поставлена эта задача, а сделать нужно было обязательно, а и в случае неисполнения работы мы пойдем под суд. Но наши роты быстро исполнили задание и в 4 часа утра мы шли уже назад.

3 октября 1916 г.

Мы шли все ближе к штабу дивизии, а на позиции разгорался бой, заблестели красные, зеленые ракеты, загремел заградительный огонь, ураганный огонь открыла наша артиллерия. Это наши полки наступают на высоту 114,8.

Несколько шрапнелей просвистело над нашими головами, мы чуть не бегом шли на место стоянки. Пришли, но полка здесь не застали — ушел на поддержку к 406-му полку. Все вещевые мешки были оставлены. Нам разрешено было отдохнуть, но через час мы уже шли к месту боя.

 Рештки бетонної споруди (схоже, сховище від артилерійського вогню) на острові посеред Стоходу. На східному березі річки, де стояла Російська імператорська армія, таких укріплень не будували

Бой впереди шел сильный. Та же картина, что и раньше — 25-го сентября, раненые, контуженные. Батареи усиленно работают. Пришли на то место, где был наш штаб полка, но никого из наших не было, мы попробовали пойти по ходу сообщения, но слишком много шло раненых, пришлось перейти в другой ход.

По всему пути до 2-й лощины сидели роты Туркестанских полков. Перебрались в 1-ю лощину, т. к. ближайший резерв.

Здесь творилось что-то невероятное — собрались сотни раненых, убитых. Все толпятся без толку, офицеров нет, и чем ближе шли к передней линии, тем я больше убеждался, что что-то творится с полками.

Встретил товарищей других полков, поцеловались, и я пошел дальше. В ходе сообщения бродили роты, искавшие своих офиц[еров], бегали офицеры, искавшие свои роты, здесь же шли раненые, контуженные, несли на носилках тяжелораненых, и все это под сильнейшим огнем. Словом, творилось что-то невообразимое.

 Німецько-австрійське сховище зсередини

Нашли ком[анди]ра бат[альона], приказал разместить солдат по параллелям, но места не было, т. к. окопы изрыты, нет живого места, да и наступающие полки перепутались.

Масса солдат еще лежат под его заграждениями, проходили такие, которые по 3 дня лежали у его заграждений, боясь выйти. В 4 часа Остроленский полк  во главе с ком[андиро]м полка по верху во взводной колонне прошел вперед, но огонь был сильнейший, и снаряды упали прямо в первые ряды.

Ком[анди]р  полка, бат[альона], рот[ы] ранены, двигается следующая колонна, опять разбита — полк расстроился и, глядя в параллели, ищет места, но все уже и так полно, это обстоятельство еще более усилило панику.

Пришлось усадить солдат и в развалинах, и с другими ротами. Жаль их было, ведь это лишь простое избиение солдат.

Мы, все офицеры 1-го бат[альона], 5 чел., собрались и ждали смерти — огонь был ужасный, орудия стреляли как из пулемета, но, очевидно, нас спасал лишь Бог, тяжелые снаряды рвались кругом блиндажа, к нам в блиндаж поползли раненые. Приказа выходить не было, да если бы и был — ничего бы не вышло, а лишь погибли бы люди…

С наступлением темноты нас отправили в 1-ю лощину, я думал, что пойдем в резерв, оказалось, не то, не дали даже уснуть, и несмотря на то, что от роты из 122 осталось 90, — нас отправили на другое место, немного левее, очевидно, решили и здесь попробовать счастье, но плохо пробовать счастья на истерзанных, измученных солдатах, которые до глубины души потрясены моралью, ведь моральное впечатление — это хуже всего, если солдат не верит в победу, лучше оставить его в покое и дать отдых, и только когда он успокоится, забудет происшедшее, тогда можно его послать в бой, и наше дело окончится удачей, конечно, если будут оказаны поддержки, где нужно.

А то беспрерывные атаки, да еще неудачные, такая страшная сила артиллерии, потери товарищей, и кровь, кровь, трупы, по которым нужно идти в атаку, все это складывается в такую ужасную мораль, что каждый солдат думает: "Ну вот, в этом бою меня обязательно убьют".

Придя часа в 3 ночи на новый участок, мы нашли ту же картину, которая преследовала нас с 24-го сентября: в окопах в разных положениях лежали, сидели убитые, приказываешь убирать, а молодые солдаты боятся…

Что здесь будет? Чего еще от нас хотят? Кое-как провели ночь, спали вместе с солдатами вповалку. Пришел 406 полк и встал сзади, а мы по-прежнему расположились в параллелях. Говорят, завтра наш полк будет наступать… а 406 п[олк] на поддержку.

Но я, хотя я, в сущности, и не имею права этого говорить, скажу, что ничего не будет, ведь противник отлично знает, что мы упорно решили взять высоту, и он, в свою очередь, решит дорого отдать ее, и не с этими солдатами на этом месте наступать, необходимы свежие полки.

1934 рік, людські останки і австро-німецький бетонний дот у селі Смолярі над Стоходом. За радянських часів село було виселене, тепер на його місці - авіаційний полігон для бомбардувальників. Фото: relicfinder.info

Когда наш полк пришел 1-й раз сюда, он пошел хорошо вперед, были и во 2-й линии, но уже вина не наша, что не дали поддержки. На 2-й и 3-й раз наши солдаты шли, но уже далеко не так, как первый раз, в них уже не было свежести.

Это все равно что дать человеку накушаться до отвала, а потом заставлять его опять есть, естественно, он ни за что не будет. Мы пойдем, умрем, если суждено, пойдем, если нас заставят, стоит только сказать нач[альни]ку дивизии: "Вперед! 405-й полк!", и вот мы лезем…

Но у каждого солдата я вижу на лице: "Господи! Скоро ли кончатся наши муки!..". Жаль, жаль на них смотреть, так и хочется плакать, ведь многие погибнут здесь… А что такое офицер? Положение их еще хуже, ведь я лично один, а их 90 чел., за всеми не усмотришь, а сам обязательно иди впереди, а иначе солдаты не пойдут…

Я пойду, и знаю, что невредимым отсюда не выйти, но если бы я, да не только я, и все офицеры полка, ведь думаю в данный момент так я не один, а все офицеры и солдаты, если бы могли хоть помыслить, что будет успех…

Но долой эти мрачные размышления, прикажут — пойдем, сделаем, что возможно, победим или умрем!

5 октября 1916 г.

Сидит с раннего утра солдат и думает: вот-вот скоро прикажут вылезать. Я с пр[апорщиком] Кобелевым сидим в пулеметном убежище и рассуждаем, пришли денщики, он их прогнал: "Сейчас в атаку пойдем, а вы пришли со своим обедом. Вон отсюда!".

Пришел ком[анди]р  I бат[альона] 406 полка, беседовали преимущественно о предстоящей атаке. Получили диспозицию: "Выходить всем вместе, идти смело, занять высоту 114,8 и двигаться к опушке леса и там окопаться". Хорошо писано. Это хорошо диктовать свежим войскам, а в данном случае — это вызвало лишь горькую усмешку: "все вместе", да — офицеры выскочат все вместе, но солдаты нет, ведь один офицер роте — что он сделает…

Солдаты, как передавали, Варшавского полка, ходили между нашими и, возбуждая не идти в атаку, говорили: "Если пойдете, будем добивать Ваших раненых, а в Вас стрелять". Но я знаю, что солдаты 405-го Льговского полка вышли бы, кинулись бы за своими офицерами.

Австро-німецьке бетонне укріплення на західному березі Стоходу. Фото: ukrfort.io.ua

Пошел к ком[анди]р у бат[альона], там собралась группа офицеров, которым предстоит первыми идти вперед, грустные лица… Началась артиллерийская подготовка, огонь переходит в ураганный.

Я нахожусь среди роты, приготовил щит и лопатку, только жду приказания — "Вперед!". Противник тоже начинает сыпать тяжелыми… солдаты с мрачными лицами копают выходы…

Вдруг все прекратилось… объявили, что атака отменена. "Слава Богу!" — сказал каждый солдат, у всех стали радостными лица, голодные солдаты, которым 5 мин. назад кусок хлеба не лез в горло, принялись с жадностью есть хлеб.

<…>

10 октября 1916 г.

Кто не был на позиции, тот не знает, что это такое — носить рогатки, да еще в прескверную погоду, в темную ночь. Забрали мы 30 рогаток и пошли, тяжело, дорога грязная, но это еще не беда. Вблизи передовой линии нарыта масса окопов, и все без переходов по верху — более 13 шт., и через все нам пришлось прыгать и перебрасывать рогатки. Это не работа, а мучение!

Все рогатки, кроме случайно забытых 4-х, поставили на место и пошли домой, еле волоча ноги, да немец вздумал нас обстрелять! Кое-как дотащились до блиндажа. Как бухнулся я на кровать и минут 15 сидел, пока не пришел в себя, думаю: вот ты, доля солдата…

11 октября 1916 г.

За то, что вчера не донесли 4 рогатки, пришлось сегодня 10 чел. сходить и докончить, пошли те, которые вчера, несмотря на то, что я строго запретил, отставали и укрывались от работы.

Вообще нужно сказать, что солдаты развинтились донельзя, только офицеры и держат их в кулаке. Да и притом мало осталось хороших солдат, много молодых, которые стоят у бойницы да и спят, как говорят солдаты: "Притулит морду и храпит, ну что с него спрашивать", а есть и такие, которые плачут, когда сильный обстрел. Но понемногу вникают в окопную жизнь и привыкают.

Залишки насипної траншеї поверх болота. Фото: ukrfort.io.ua

Взводный, а особенно отделенный для ярых солдат ничто. Особенной дисциплины нет, т. к. отдыхи в глубоком резерве малы, и едва только солдат начнет принимать "воинский вид", как снова идет в окопы, а здесь особенного ничего требовать не приходится.

Да как-то слова не поднимаются выругать солдата, т. к., может быть, и меня скоро убьют, или его, да и притом бои. Если солдат будет зол на офицера, ему ничего не стоит пустить пулю в затылок ему или не оказать помощи в нужный момент.

Я слыхал, были случаи, что скверно обращавшийся офицер был тяжело ранен, и никто из солдат не помог ему, а, проходя, посмеивались, говоря: "Смирно! Подтяни поясок!". А некоторые сами убивали своих офицеров.

Странно, но мы видели солдат первоочередных полков — в лаптях. Летом можно было видеть солдат в пресквернейшей амуниции до того, что не походили на солдат. Слава Богу, наш полк обмундирован хорошо.

Что такое теперешнее офицерство, я не беру в счет офиц[еров] мирного времени, которых страшно трудно отыскать и которые куда-то делись…? Теперешнее, в настоящее время офицерство — прапорщики или подпоручики, поручики и т. д. из прапорщиков с душой и телом прапорщика.

Это какая-то волна, которая собирается в далекой России, — в училищах, школах, затем оттуда она идет в запасные полки, здесь более "сметливые" пристраиваются в "кадр", конечно, для этого нужно ладить с адъютантиком… отсюда волна идет на фронт, более "патриотичные" по пути "цепляются" где-нибудь, как в учебных полках дивизии и т. п., а волна идет и только останавливается в окопах, в боях, до этих пор дорога, известная каждому, но тут — на позиции – уже эта волна расплывается, и где судьба указала, там и придется быть либо убитым, раненым, в плену и т. д.

 Волинь, серпень 1916 року. Польова меса австро-угорської армії на честь дня народження імператора Франца-Йосифа І-го. Через чотири місяці імператор помре, через два роки припинить своє існування і Австро-Угорщина

И кто же больше всего говорит о тяжести жизни на позиции, о боях и т. п. — все эти "цеплялы", а кто больше всего придирается к прапорщикам, случайно попавшим с позиции в города, — офицеры мирного времени и военного времени, не нюхавшие "дыму", а щеголяющие в столицах в формах мирного времени…

Но больше всего возмущают эти чиновники, которых за военное время стало "как собак не резанных". Не стесняясь, носят форму офицеров, ремни, бинокли, полевые сумки, шпоры — это необходимейшие спутники "ходящего в шпорах и т. п. и говорящего о трудностях военно-походной" жизни.

...

13 октября 1916 г.

Побывав на прежней стоянке, мы, как говорят слухи, пойдем в Румынию, а сейчас идем на посадку в поезда. На дороге ком[анди]р  полка сказал, что две версии: I) в Финляндию, II) в Румынию. Дай Бог! Хоть куда-нибудь убраться с этих Волынских болот.

Вышли в 8 часов вечера и шли всю ночь и утро — грязь невылазная, хорошо хоть, лошадь есть, ведь теперь я на законном основании с 1-го окт. командую 2-й ротой.

Одне з численних русел річки Стохід. Фото: board.lutsk.ua

Шли долго и устали здорово, но нас поддерживала надежда — предстоящая поездка. Остановились в лесу у кол. Фридриховка [німецька колонія на території нинішнього Рожищенського району Волині, нині не існує - ІП] в хороших блиндажах.

За все время, к сожалению, недолгой стоянки погода была великолепная, хотя аэропланы прот[ивни]ка сильно летали здесь, но это не мешало любоваться нам красивой местностью и отдохнуть душой и телом вдали от… того ада. Как хороша здесь жизнь, а тем более в глубоком тылу, в России, спокойно, тихо… только, кажется, бы и жить, и наслаждаться жизнью.

Был медицинский осмотр, это нас заставило еще более верить в отъезд — но ему было не суждено осуществиться.

<…>

24 октября 1916 г.

В общем, участок скверный — сырой. Принялись улучшать окопы. Потребовал рабочих, саперов, дружинников, они вырыли новую линию, а старую зарыли. На следующий день германец заметил отсутствие старых окопов и с 10 часов начал сильно обстреливать нас минами.

Вперед я жил в маленьком блиндаже, хорошем, но воды в нем набиралось за 2 часа 15 больших ведер, однажды я думал, что утону: проснулся, а вода вот-вот дойдет до постели. Запах скверный, воздух сырой. Пришлось сделать себе новый блиндаж. Блиндаж вышел на славу, но противник обратил внимание на усиленную работу в этом месте и сегодня обстрелял нас.

 Затоплені шанці Першої світової у Волинських болотах. Фото:

Я с пр[апорщиком]Шустиковым сидели в новом блиндаже, мины падали и разрывались рядом, пороховой дым вместе с колебанием воздуха то и дело врывался в блиндаж.

Мы убежали в пулеметные убежища, во 2 взвод, все окопы на безгорке были завалены, пришлось бежать по верху, все время приходилось пригибаться, т. к. новые мины и бомбы летели сюда. Но и здесь было не особенно спокойно сидеть, мины и бомбы и здесь рвались рядом и земля, то и дело вздымалась кверху и засыпала убежище черными комками.

Попали в пулеметную площадку, и ее разнесло, пулеметная стойка слетела. Я видел это и приказал поставить стойку на открытую площадку, а пулемет находился с нами. Все люди разбежались в соседние роты, и на этом месте не было никого.

Я все посматривал на пулемет и думал: "В случае чего выставим пулемет, да и будем жарить, а дальше что Бог даст". Но этого не произошло. Немцы вперед не пошли, а, наверное, решили себе взять в задачу разрушить наши новые окопы.

 Австрійські cолдати чистять ходи сполучення під Стоходом

3 часа сидели мы в убежище и ждали: вот-вот попадет. Слышишь: бах! Отдаленный выстрел — это, значит, летит или мина, или бомба. Вот она долетела до точки предела и, перевернувшись, с усиливающимся воем летит вертикально вниз… Куда? Куда попадет, думает каждый — вот тряхнуло землю, закачало блиндаж и запели осколки, это мина разорвалась и, слава Богу, не на нас.

Пройдет несколько секунд с момента разрыва — все ждут следующей мины или бомбы, слышно, как летят запоздалые осколки — "фр-фр-фрр". Вот опять "бах!", "идет", думает каждый, и все прислушиваются… на этот раз мина летит комьями земли и пр., опять не в нас. И вот таким образом мы прослушали более 150 мин и бомб…

Другие, не бывшие на позиции, скажут: "Это что, вот ураганный огонь — это да!".

Нет — смею Вас уверить, что медленный обстрел хуже в миллионы раз ураганнейшего огня. Здесь все сливается в общий гул, и не разберешь, что? и откуда? и постепенно войдешь в азарт… а тут какое-то мучительное чувство… Это все равно что отрубить моментально все пять пальцев или медленно, по очереди их резать…

 Ще один учасник боїв на Волині - фельдфебель РІА Василь Чапаєв із дружиною

В 11 часов вечера мы, сидя в своем блиндаже и распивая чай, со смехом вспоминали, "как он, мерзавец, чуть не угодил" к нам в блиндаж.

В штабе полка раздавали подарки, купленные на "английские" деньги. Принесли ко мне в блиндаж их, и я поровну распределил табак, бумагу, конверты и пр. Офицерам досталось по большой пачке папирос, которыми я остался доволен.

Кроме того, были и музыкальные инструменты, на наш батальон достался бубен, и мы все каждый у себя не раз от скуки, взяв трубки телефона, слушали бряцанье бубна и пение ком[анди]ра бат[альона] и оставались страшно довольными.

Вообще у нас по телефону происходили разнообразные веселые разговоры, если бы ком[анди]р полка услыхал, то нам, наверное, бы не поздоровилось (саперный полковн[ик]).

 Солдат Алєксєєв вирізьбив піщану скульптуру. Серпень, 1916 року. Фото з tumblr

Раз часа в 3 ночи я заговорил в трубку по-немецки, телефонистки на всех станциях перепугались, думали, что индукция — немцы перенимают их разговоры.

<…>

4 ноября 1916 г.

В переходах всегда идешь впереди роты, за санитарами 1-й роты, каждый раз спрашиваю у них: "А куда вы дели Латынина?", — они горько молчат.

Это был здоровый мужчина 34 лет с громадной бородой и простодушный, который мне очень любил рассказывать свои похождения и пр., и вообще питал ко мне какую-то симпатию. Он — санитар, во время боя много принес пользы. Но погиб ни за грош, именно ни за грош. 3 октября его завалило землей, и вырыли через 2 часа, но он уже был мертв. Страшно жаль его, такой симпатичный старик.

Лінія Східного фронту Першої світової в 1917 році. Територія, описана в даних мемуарах, позначена червоним

Ах, эти артиллеристы — трусье! Были бы они в покое, а что делается с пехотой, не их дело. На наш уч[асто]к был назначен арт[иллерийский] наблюдатель, который, когда начался обстрел минами, удрал на другой уч[асто]к, а оттуда к ком[анди]ру бат[альона], оставив "конец", когда нам понадобилась батарея, "конец" не действовал, и вот наша батарея ни одного снаряда не выпустила… пока мы сидели под минами.

А по ночам, когда не надо, какая-то "дежурная" батарея стреляет, да вообще артиллерия больше стреляет по своим, нежели по прот[ивни]ку, нередки и случаи ранения от своих снарядов.

А когда я сообщил, чтобы батарея открыла огонь, "что-то замечено", они действительно забеспокоились, еще бы, может и им попасть. А поют: "Мы всегда заодно с пехотой" и т. п.

<…>

15 ноября 1916 г.

Все роты полка собрались около штаба дивизии в поле на газовый опыт, а вчера вечером приехал производить опыты профессор.

Вырыли окоп, ввели туда лошадь с намоченной торбой, впереди окопа на бруствере разложили костры, а еще впереди поставили деревянную клетку с собакой, осужденной на смерть. Перед клеткой лежали правильно уложенные баллоны с газом. За окопом были по ветру поставлены шесты.

Британські солдати переносять боєприпаси під час газової атаки. Малюнок: allposters.com

Зажгли костры и дымовые шашки, открыли краны баллонов, раздалось шипение и густая белая масса, поднимаясь над дымом, предварительно пройдя через клетку с собакой, которая начала орать во всю глотку, стелясь по земле, поплыла по шестам дальше и дальше, все расплываясь в стороны.

Впереди бежал без маски солдат, но пар скоро его настиг, и ему пришлось свернуть в сторону. Краны закрыли, газы рассеялись, мы увидели собаку с пеной у рта (признаки отравления), наполовину высунувшуюся из поломанной в бешенстве клетки. Ее выпустили, она, пошатываясь, пошла в поле. Лошадь благодаря торбе осталась цела, хоть ей и так пора уже бы дохнуть, а иначе бы она и на опыт не попала бы.

Пустили слабую струю газа, и весь полк пришел и "понюхал" запах газа, и все в масках прошли в нем. Почему-то ужасно хотелось в самой середине сорвать маску…

 Газова атака, Перша світова війна

Все-таки скверная вещь — газы. Я немного вдохнул в себя, и как будто какие задушающие куски пошли через мое горло, я поспешил выбежать из середины газа. Все блестящее позеленело: погоны, пуговицы и т.д.

---------------

P.S. від ІП: Російська імператорська армія так і не змогла проламати австро-німецьку оборону. Восени 1916 року війська розташувалися обабіч річки Стохід, постійно укріплюючи свої позиції. На початку 1917-го останній російський плацдарм на західному березі було ліквідовано.

"Велике стояння" на Стоході продовжувалося до січня 1918 року. Росія перетворилася на республіку, потім владу в Петрограді захопили більшовики. В армії розпочалося масове дезертирство. Новостворена Українська Народна республіка уклала мир із більшовицькою Росією та Німецькою імперією і її союзниками.

У лютому 1918 року армія УНР, притиснута червоними до Волині, розпочала наступ на схід, відбиваючи у більшовиків один регіон України за одним - аж до самого Криму. Слідом за українцями від Стоходу рушили і новоявлені союзники.

Підготував: Констатін ПАХАЛЮК

Джерело: Историческая Правда

Ілюстрації підготував: Павло СОЛОДЬКО

Дивіться також:

Артефакти Великої війни. ФОТО

Три історії кохання Першої світової в Україні

Аерофотозйомка часів Першої світової війни. ФОТО

Перемишль - фортеця, за яку гинула половина Європи. ЕКСКУРСІЯ

Під Бродами знайшли фронтову ванну Першої світової. ФОТО

1917: реконструкція різанини в болотах біля Іпру. ВІДЕО

Танкіст Великої війни малював битви, в яких брав участь. ФОТО

На Львівщині відкрили обеліск солдатам Першої світової. ФОТО

Помер останній ветеран Першої світової війни. ФОТО

Всі матеріали за темою "Перша світова війна"

Як Роман Шухевич-"Щука" тричі березневу Тису перепливав

Роман Шухевич був чудовим плавцем, чемпіоном українських національних змагань з плавання. У нього була цивільна мрія – до 40-річчя переплести протоку Ла-Манш. Готувався, тренувався, багато плавав. Але на практиці – довелось боротись з окупантами й тричі долати Тису. Не для того, щоб втекти від відповідальності. А для того, щоб виконати свій обов'язок вояка, борця за незалежну й соборну Україну.

Яким був радянський лад? Судження історика

Деякі експерти пов'язують оптимістичні для нас перспективи в російсько-українській війні з відходом Владіміра Путіна від влади. Однак він є надто пересічною фігурою, яка не заслуговує сполученого з нею терміну "путінізм". Ми повинні усвідомити самі і переконати союзників у тому, що Російська Федерація являє собою екзистенційну загрозу для всіх народів, які потрапили в орбіту Кремля. Конкретна фігура очільника російських панівних кіл – справа другорядна. Ця країна готова порушувати встановлений світопорядок за будь-яких умов.

Вийти на слід Романа Шухевича. Невдала спроба МГБ

Планів і операцій МГБ із розшуку Романа Шухевича було багато. Але всі вони не мали успіху. І лише 5 березня 1950 року чекісти змогли вистежити його у селі Білогорща поблизу Львова. Того разу йому не вдалося вирватися з оточення. Довелося прийняти останній нерівний бій, в якому Головнокомандувач УПА загинув. Водночас працівники МГБ могли б встановити його місце переховування ще роком-півтора раніше. Але не все пішло так, як вони задумали.

"Троянські вісті". Український Мюнхгаузен та інші помічники більшовицьких людоловів

Як і кого з українських діячів більшовики використовували для спецоперацій на Заході.