Спецпроект

"Корни и корона. Очерки об Австро-Венгрии: Судьба империи"

Автори писали не некролог "центральноєвропейської Атлантиди", але її біографію - не закінчену і сьогодні. "Великі імперії не вмирають... Вони лише засипають на час". Це означає, що імперія Габсбургів одного разу прокинеться?..

Андрей Шарый, Ярослав Шимов. Корни и корона. Очерки об Австро-Венгрии: Судьба империи. - М.: КоЛибри, 2011. - 448 с.

Двое авторов, русских европейцев - оба уже второе десятилетие живут в Праге - представляют русскому читателю огромный исчезнувший мир. Империя Габсбургов, каких-нибудь сто лет назад уверенная в своей незыблемости, вторая среди европейских государств по занимаемым территориям и третья - по численности населения, сегодня жива только в многочисленных оставленных ею следах. Да ещё - в государствах-наследниках, вызваных к жизни её крахом в 1918 году и не уверенных в окончательности обретённых ими форм, по большому счёту, и по сей день.

Облик и интонации книги определило то, что свои усилия в работе над ней объединили журналист (Андрей Шарый) и историк (Ярослав Шимов, - не чуждый, впрочем, и журналистской практики). Шарому и Шимову удалось почти невозможное: сочетание основательности и полноты с едва ли не разговорной лёгкостью изложения. Быть лёгким и не быть поверхностным очень трудно - у них получилось.

Рассказ об истории и разных сторонах жизни Дунайской монархии от рождения до гибели они сочетают с обзорной экскурсией по разным её областям. Под их пером возникает не столько энциклопедия довольно мало известной русскому читателю австро-венгерской жизни (хотя разнообразие вошедшего в книгу материала могло бы дать основания и для такого жанра), сколько путеводитель для путешественников во времени. Читатель пройдёт по улицам "знаковых" городов Империи - Вены, Будапешта и Праги, заглянет в её экзотические области - Триест и Сараево - и в её медвежьи углы, какими казались жителям центральных областей Австро-Венгрии её восточные окраины. Кроме того, рассказ сопровождается яркой галереей портретов разнообразнейших подданных монархии - от мебельщика до министра, от поэта до полководца, от Гаврило Принципа до Адольфа Гитлера. И вот ведь удивительно: это разнородье складывается в цельный облик с устойчивыми, узнаваемыми чертами.

Авторы достигают одной из, кажется, самых трудных вещей: цельности образа Империи без подгонки его к одному знаменателю, без насильственных обобщений и жёстких, категоричных оценок. В суждениях о своём предмете они сохраняют, насколько возможно, всю его живую, трудную - и будоражащую воображение - сложность.

Австро-Венгрия действительно была уникальным в своём роде (хотя изрядно конфликтным внутренне), не лишённым утопичности опытом жизни очень разных народов в рамках одного проекта. Она была попыткой чувственно и подробно воплотить, прожить на уровне повседневности - идею универсальности и общности. Попыткой, скорее всего, обречённой - и тем не менее настолько во многом удавшейся, что этот опыт (вкупе с его уязвимыми сторонами) значим и достоин осмысления и сегодня.

На неминуемый вопрос, могла ли Австро-Венгрия избежать своего трагического конца в 1918-м и прожить благополучный, устойчивый ХХ век, Шарый и Шимов склонны отвечать скорее отрицательно. Да, конечно, в её гибели участвовали и ошибки, и естественная человеческая слепота, и несчастные стечения обстоятельств. Но в целом Империю погубили, безусловно, не случай и не злонамеренные внешние силы: её разорвали глубокие, издавна зревшие внутренние процессы. Чем Габсбургская монархия точно не была, так это устойчивой конструкцией, какой искренне казалась сама себе ещё совсем незадолго до катастрофы.

С другой стороны, авторы признают и то, что крах австровенгерского мира принес позднейшей Европе куда больше бед, чем долгожданных, наперебой обещавшихся идеологами всех мастей мира и счастья. "Модели и способы организации политического пространства, пришедшие на смену дунайской монархии в первой половине минувшего века, оказались неспособны защитить бывших подданных Габсбургов от опасностей, равных которым Центрально-Европейский регион не знал со времён турецкого нашествия".

По собственным словам авторов, они писали не некролог "центральноевропейской Атлантиды", но её биографию - не оконченную и сегодня. Тем более, что они, похоже, склонны разделять представление, согласно которому "великие империи не умирают". "Они, - продолжают эту мысль авторы, - лишь засыпают на время". И что же - это значит, что империя Габсбургов однажды проснётся?

Нет, книга Шарого и Шимова совсем не даёт оснований так думать. Обломки Австро-Венгрии, ставшие самостоятельными государствами, хотя практически все они, - а некоторые, например, балканские страны или разрубленная Трианонским договором Венгрия, особенно, - мучительно искалечены, - сегодня не дают даже самым искренним монархистам никаких надежд на реставрацию объединяющей их всех монархии: слишком уж они разные. Даже в пределах того Европейского союза, который сегодня взял на себя роль общеевропейского объединителя.

Книга - скорее о том, что, погибнув, такие большие, очень многое собой определявшие единства не могут исчезнуть: они продолжают жить в новых формах. Поэтому таким естественным выглядит то, что в историю Империи Шарый и Шимов включили и долгое послесловие к ней: истории стран, возникших на её руинах, продолжающих её собой, до сих пор не свободных от имперской памяти, у которой ностальгия по Габсбургам - далеко не самая главная и не самая повсеместная форма.

Книга заканчивается главой о городке Брук-ан-лейта, который некогда располагался на границе-рубце между двумя частями империи: австрийской и венгерской, Цислейтанией и Транслейтанией, а теперь - просто "спокойный, во всём умеренный, чинный, сытый городок посередине Европы", каких много. И хотя это очень мирная, уютная глава, - даже здесь, в сонной тишине, мы, кажется, слышим глубокий, вызванный некогда крушением Империи и с тех пор не прекращающийся подземный гул. Вспоминаем слова, написанные последним, низложенным австро-венгерским императором-королём Карлом ещё в 1920 году: "Маленькие "победители" нетерпеливо ожидают возможности окончательно свести счёты с маленькими "проигравшими"; те же, в свою очередь, ждут, когда "победители" ослабеют настолько, чтобы отобрать у них хотя бы часть добычи." Что-то не получается думать, будто всё это в прошлом.

Ничего ведь ещё не кончилось. Империи не умирают.

Джерело: Радио "Свобода"

Десять слів про Євгена Сверстюка

Якось у дитинстві Євген Сверстюк на запитання: ким ти хочеш бути, відповів: «Хочу сидіти в тюрмі за Україну». У сім’ї, де брат Дмитро загинув в УПА, а брат Яків був засуджений за діяльність в ОУН, Євген дитиною не бачив іншої стежки як продовження їхньої боротьби. Його зброєю було – Слово. І за нього таки відсидів 12 років концтаборів.

Володимир Лаврик: віднайдений епізод з литовського життя офіцера Армії УНР

Щонайменше 70 майбутніх офіцерів міжвоєнного Війська Литовського народилися в Україні. Сотні пов’язані з українськими теренами навчанням, юнацькими роками, участю у боях Першої світової війни, пролитою кров’ю у боротьбі за вільну Україну. Водночас, литовська земля народжувала майбутніх бійців українських визвольних змагань, героїв Війни за незалежність.

"Не допустити витоку за кордон відомостей про голод в Україні"

У 1980-х роках органи кдб урср пильно відстежували діяльність представників української діаспори, спрямовану на привернення уваги світової громадськості до Голодомору в Україні 1932–1933 років, і намагалися всіляко перешкоджати цьому. У циркулярах і вказівках з Києва до обласних управлінь кдб ішлося про те, які необхідно вжити агентурно-оперативні заходи "для протидії ворожим акціям закордонних наццентрів".

"Нас не подолати!". Полтавський вимір Помаранчевих подій: до 20-ої річниці Другого Майдану

Цьогоріч відзначаємо 20-річчя Другого Майдану або "Помаранчевої революції". Це акції за збереження незалежності і проти масових фальсифікацій президентських виборів 2004 року на користь путінського ставленика Януковича. Під помаранчевими стягами гуртувалися ті, хто не хотів сповзання України у болото "совка" і російських впливів. Помаранчеві протести стартували 21 листопада 2004 року і тривали до 28 грудня 2004 року. За даними соціологів, понад 6,6 млн громадян взяли участь у Помаранчевій революції.